Ни шагу назад

Александр Павлов — один из важнейших участников команды реформаторов начала 1990‑х. В середине этого бурного десятилетия г-н Павлов занимал один из самых ответственных постов в правительстве страны — пост министра финансов (1994—1998), дослужился до первого зама премьера, затем вернулся на капитанский мостик Минфина (2002—2003). В 2003 году он покинул правительство, но является внештатным президентским советником. С начала 2000‑х Александр Сергеевич также является председателем совета директоров одного из крупнейших банков страны — Народного банка. Поэтому нам интересны не только ремарки г-на Павлова к истории реформ 1990‑х, но и комментарии нынешней ситуации в экономике страны в целом и в финансовом секторе в частности.

Профессиональный разговор с этим героем книги «Реформы 90‑х. Интервью с ключевыми участниками событий» сегодня предлагается вниманию читателей «Эксперта Казахстан».

Рынок под эгидой власти
— Александр Сергеевич, вы встретили перестройку в должности начальника планово-экономического отдела Павлодарского тракторного завода имени Ленина. Вы не знаете, что сегодня с заводом — он работает?

— К сожалению, завода как производственного объединения давно уже не существует. Правда, на его площадях создано несколько крупных металлургических предприятий, которые выпускают вполне конкурентоспособную, востребованную рынком продукцию.

— Что правильно в целом. Ну, а по-человечески не жалеете, что завод развалился? Может быть, в свое время надо было предложить рынку более современные тракторы, заняться новыми технологиями, поиском своей конкурентной ниши?

— Я пришел на завод сразу после службы в армии и проработал там почти 12 лет. Довольно рано дорос до начальника планового отдела, несколько лет исполнял обязанности зама генерального директора по экономике. По сути, мальчишка в огромном 25‑тысячном коллективе, на заводе союзного подчинения! Здесь я прошел свои университеты, сформировался как профессионал и здесь же впервые познакомился с Нурсултаном Назарбаевым, в то время председателем Совмина республики. Так что для меня Павлодарский тракторный — это и школа жизни, и родной коллектив, и первая ступень в профессиональной карьере. Но к моменту, когда на заводе начались серьезные проблемы, я уже несколько лет трудился в другом месте. Перестройка достигла апогея, республики захлебывались от демократии, начались вооруженные конфликты, народ не работал, а митинговал, пахать стало некому, спрос на тракторы упал. Наверное, действительно нужны были новые модели машин, современные технологии, да и вообще — перестройка всего производственного процесса. Все это требовало новых управленческих подходов и больших затрат, но Союз развалился, а у страны денег в тот период не было. В результате мы потеряли не только завод, но и целую отрасль, и самое главное — прекрасные инженерные и рабочие кадры. А это, как вы понимаете, потери безвозвратные. Сейчас, правда, машиностроение в Казахстане постепенно возрождается, но какой ценой? Процесс, к сожалению, идет слишком медленно, объемы производства и уровень локализации еще невысоки, а основные технологии — отверточная сборка.

— Это в вас говорит заводчанин, но ведь потом до марта 1994 года вы работали начальником финансового управления, зампредседателя Павлодарского облисполкома и замглавы Павлодарской обладминистрации по вопросам экономической реформы. И сейчас, когда я вспоминаю те годы, самое сложное, наверное, было в период распада СССР в регионах.

— Тогда всем было непросто — и в центре, и на местах. Конечно, в регионах власть была ближе к народу, острее и тоньше переживала процесс деградации единого большого государства, вынуждена была оперативно реагировать на забастовки, голодовки и митинги, которые стали печальной реальностью тех дней.

Останавливались предприятия, началась массовая безработица, падала управляемость экономикой, обострился товарный голод и дефицит наличных рублей. Готовых рецептов ни у кого не было, в этой ситуации каждый регион выживал по-своему. Но при этом никто не делил — это наша проблема, а эту пусть решает Алма-Ата. Возьмите денежное обращение: на счетах предприятий деньги были, заработная плата добросовестно начислялась, но человек физически не мог ее получить, потому что наличных рублей катастрофически не хватало, всей наличностью до ноября 1993 года распоряжалась Москва. В принципе, подобные проблемы не компетенция местной власти, но этот вопрос догонял нас каждый день, его поднимали на митингах, в трудовых коллективах, в каждой семье. Чтобы хоть как-то решить проблему с наличностью, мы, например, у себя в области создали систему платежных карт «Иртыш».

— Облисполком создал? На ваши деньги?

— Я бы сказал так: под эгидой местных властей, но на деньги предприятий-экспортеров, так как у областной администрации кроме тощего бюджета никаких денег не было. На наше счастье в области работало много крупных предприятий, имевших доступ к валюте. В первую очередь это Ермаковский, сейчас Аксуский ферросплавный завод, павлодарские нефтеперерабатывающий и алюминиевый заводы, ряд других предприятий. Чтобы как-то сгладить проблему, предприятия выпускали свои внутренние деньги, вернее суррогаты настоящих, процветала система взаимозачетов, бартеры. Зачастую зарплата выдавалась здесь же производимой продукцией — птицефабрики рассчитывались с работниками цыплятами, заводы — отходами производства, совхозы — баранами и зерном. Это был, конечно, кошмар, надо было срочно что-то предпринимать. Искали разные варианты, и, когда я собрал директоров самых крупных заводов, доходчиво объяснил им, что проблему можно решить только объединив ресурсы, а обладминистрация готова выступить координатором, предложение, как говорится, возражений не вызвало. Уже через несколько месяцев мы первыми в Казахстане реально запустили единую систему взаиморасчетов на основе платежных карт, она доказала свою эффективность и проработала, кстати, до 1998 года. Ситуация немного разрядилась, но полностью эта проблема была снята, конечно, только после ввода национальной валюты.

Параллельно была куча других вопросов. Страшный товарный дефицит, все больше и больше товаров продавалось только по талонам — сигареты, водка, мыло, масло, мясо, колбаса, стиральный порошок… Я сейчас даже затрудняюсь сказать, что из потребительских товаров не было «заталонизировано».

— Тем более в вашей области не выпускалось практически ничего из товаров повседневного спроса.

— К сожалению. Мы же были индустриальным центром страны — электроэнергия, уголь, ферросплавы, алюминий, нефтепродукты, те же трактора. А ширпотреб в основном завозился из России, с Украины, Белоруссии. Хорошо, что все это в прошлом — бесконечные очереди, товарный голод, обнищание народа, страшная инфляция и обесценение денег.

«Выживайте сами»
— Ваша должность называлась «зам по экономической реформе». А вам из центра какие-то документы поступали — какие реформы делать? Была какая-то координация?

— По-моему, центральная власть сама была в шоке от количества и масштаба проблем. Я помню, в первый раз приехал к нам тогдашний премьер-министр Сергей Александрович Терещенко. Сидели за круглым столом, обсуждали проблемы, говорили о том, что катастрофически не хватает денег на самые неотложные нужды. Сергей Александрович сказал тогда сакраментальную фразу: область отличается от республики тем, что у вас в регионе мало денег, не хватает, а у меня как у руководителя правительства — много. Поэтому выживайте сами. Стало понятно, что помощи ждать неоткуда, надо двигаться самим. Я в то время курировал как раз развитие новых форм хозяйствования, так это тогда называлось.

Мы начали очень активно поддерживать кооператоров, бизнесменов, предпринимателей. За короткое время удалось запустить около полутора десятка предприятий малого и среднего бизнеса, которые при нашей активной поддержке начали выпускать продукцию, востребованную населением.

— А как вы их поддерживали?

— По-всякому. Помогли организовать производства по сборке телевизоров и видеомагнитофонов, поддержали сельхозников, и в области практически за один сезон заработало сразу несколько предприятий по консервированию овощей, наладили производство кирпича из отвалов ТЭЦ. В регионе появился свой стекольный завод, фабрики по выпуску обоев, трикотажа, начало функционировать фармацевтическое производство, которого в регионе никогда не было.

— И все-таки вы их поддерживали административно или финансово?

— В первую очередь, конечно, административно — максимально упростили бюрократию, оперативно решали вопросы по земле, сетям, выделяли площадки с железнодорожными тупиками и другой инфраструктурой, создали совет директоров, куда вошли не только руководители крупных предприятий, но и самые инициативные предприниматели. Что тогда тоже было в новинку — уравняли «красных» директоров с бизнесменами.

— Тогда ведь банковская система была не очень развита?

— Наоборот, банки плодились как грибы, было их в то время что-то около 200 по стране, и в основном карликовые, а вот регулирования и контроля практически никакого. Денег у них не было, они старались активно привлекать средства населения и предприятий, причем зачастую не самыми праведными способами. Часто лопались, и это тоже создавало дополнительные проблемы.

— А где же тогда брали средства на создание новых предприятий?

— После объявления суверенитета появилось удивительно много энергичных и предприимчивых людей, которые самостоятельно привлекали деньги, наладили контакты с зарубежными партнерами. Большую помощь, повторюсь, оказывали предприятия-экспортеры, которые почувствовали свою самостоятельность после развала Союза. За счет их выручки мы создали областной валютный фонд, средства из которого тратились на решение первоочередных региональных проблем, централизованно, по рекомендации совета директоров области. Кстати, не было ни одного коррупционного скандала и ни одного уголовного дела.

— Азиатские банки помогали, наверное.

— Нет, тогда еще таких связей не было. Масштабное сотрудничество началось несколько позже, после 1994 года, когда появилась возможность привлекать средства от международных финансовых организаций, крупных зарубежных банков, а в 1996 году Минфин впервые вышел на внешние рынки капитала с суверенными евробондами. До этого же были инициатива и энтузиазм, помноженные на очень большой внешний интерес к Казахстану. Жизнь неожиданно показала, как много в стране инициативных и предприимчивых ребят и сколько, оказывается, интересных проектов. Понятно, что мы хотели смягчить существующий дефицит и товарный голод, как-то сгладить безработицу, решить самые кричащие социальные проблемы. На этих предприятиях люди были хоть как-то заняты, налоги от них начали поступать, мизерные, конечно, но зато напрямую в местный бюджет, в торговле появились дефицитные товары местного производства.

Пенсионка еще потребует коррекции
— В марте 1994 года вас назначили начальником Главной налоговой инспекции — первым замом министра финансов. И я хочу подчеркнуть, что было много реформ проведено в этот период, потому что, наверное, была команда и тесное взаимодействие между министерствами. Невозможно в рамках одного министерства что-то делать, только совместная работа. С нуля было создано казначейство, та же налоговая система.

В середине 1994 года был утвержден план по углублению реформ и стабилизации экономики на 1994–1995 годы. И здесь есть такие пункты, например, раздел «бюджетная политика»: «сократить дотации из бюджета, поэтапно повысить цены на хлеб и хлебобулочные изделия, комбикорма». Хотя до сегодняшнего дня у нас цены еще не свободные во многих секторах. Далее: «разработать механизм секвестирования расходов бюджета с учетом доходов и предусмотреть его реализацию в соответствии с состоянием налогово-бюджетной сферы». Эти пункты все 25 лет независимости практически во всех программах правительства повторяются. Почему снова приходится этим всем министерствам и сегодня заниматься?

— Если помните, я еще тогда говорил вам, что главная задача той первой нашей экономической команды — придать необратимый характер реформам. Нужна была новая законодательная база, коренная перестройка государственного управления, создание рыночной инфраструктуры, четкая система приоритетов, жесткий контроль и сроки, личная ответственность каждого министра и много чего еще. Основные структурные и институциональные реформы мы провели, причем довольно быстро и качественно, фундамент построили. Но, к сожалению, я должен согласиться с вами, что многие из тех тезисов актуальны и сегодня, как актуален и вопрос темпов реформирования и персонализации ответственности.

Мы тогда действовали без оглядки, потому что было огромное доверие и поддержка со стороны главы государства. Была команда единомышленников, которая взяла на себя всю тяжесть и ответственность за результаты реформ. Многое, конечно, приходилось корректировать на ходу, меры были жесткие и непопулярные. Но народ верил, что нужно немного потерпеть и все наладится, верил прежде всего Нурсултану Абишевичу Назарбаеву.

— Например, идея по стабильным взаимоотношениям между республиканским и местными бюджетами. Я считаю, что это была эффективная реформа, но сейчас, к сожалению, ее хотят отменить.

— Еще работая в области, я понял, что региональные бюджеты формируются, исходя не из финансовой базы каждого отдельно взятого региона, а на основе многолетней динамики показателей с учетом, конечно, партийных установок и, чего греха таить, пробивной силы местного руководства. В результате бедные регионы становились беднее, а хорошо обеспеченные продолжали развиваться. Но ведь человек не виноват, что он родился и живет в Кызылординской области или Жезказгане. Государство должно гарантировать ему уровень социальных услуг не ниже, чем, скажем, в Алматы или Караганде. Поэтому когда я возглавил Минфин, мы приступили к разработке межбюджетных нормативов, пытаясь поставить взаимоотношения между центром и регионами на длительную, системную и тщательно просчитанную основу, исключить субъективизм, сократить субвенции и дотации, но при этом дать максимальную экономическую свободу регионам. Понятно, что были ошибки, какие-то расчеты требовали уточнения, но сама по себе идея была здравой. К сожалению, сегодня от нее отказались, бюджетные потоки максимально централизованы, у регионов пропал вкус к расширению собственной налоговой базы и зарабатыванию денег, а 13 из 16 из них стали дотационными. Что не кажется мне правильным и не соответствует экономическим потребностям.

Вообще, это была далеко не единственная новация, рожденная в недрах министерства. И хотя экономическая наука в тот период оказалась не готовой к новым реалиям, недостатка в идеях не было, потому что задачи ставила сама жизнь, а мы их решали. И здесь, наверное, надо отметить персональную заслугу каждого из той первой команды реформаторов. Это был относительно небольшой круг единомышленников, профессионалов и новаторов, которых можно перечислить пофамильно. Это прежде всего Даулет Сембаев, Ораз Жандосов, Григорий Марченко, Умирзак Шукеев, Наталья Коржова, Сауат Мынбаев, Серик Аханов, Зейнулла Какимжанов, Рахимберген Токсеитов, вы, Жаннат Джургалиевна, наш общий друг Жомарт Мукашев.

И очень важно, что профессиональные и взаимно продуктивные контакты сложились непосредственно между основными центральными экономическими органами. Убежден, что наши реформы были такими энергичными и в целом позитивными в том числе и потому, что нам удалось построить эффективную систему взаимодействия между Минфином, Нацбанком, Минэкономики, чуть позже — с Минюстом.

— А мы, замы, в ежедневном режиме сотрудничали.

— Это хорошо и правильно и, как говорится, только на пользу делу. Вы помните, у нас даже совместные еженедельные планерки были — один понедельник в Минфине, следующий — в Нацбанке. Главное, что работа шла на полном доверии, некоторые постановления правительства можно было подписать буквально за день-два, просто согласовав их по телефону. Сейчас я вообще себе этого не представляю.

— С удивлением нашла постановление от 27 июня 1997 года «О разработке государственного бюджета и консолидированного финансового баланса государства». Однако до сих пор нет консолидированного финансового баланса, а Минфин стал Министерством республиканского бюджета.

— А может быть, это просто кому-то выгодно? Мы недавно с коллегами из банковского сектора обсуждали проблемы использования средств пенсионного фонда и квазигосударственных компаний. И тоже пришли к неутешительному выводу, что консолидированного финансового баланса наше государство до сих пор не имеет. Отсюда и однобокость в распределении финансовых потоков, проблема нерационального использования бюджетных средств, масштабы коррупции, размывание ответственности в расходовании государственных денег.

— Вы также возглавляли рабочую группу по разработке концепции реформы пенсионной системы. Все специалисты, которых вы назвали, были членами этой рабочей группы. Как вы думаете, что мы недоделали, что мы не учли и почему пришлось ее корректировать?

— Я считаю, что это была не корректировка, фактически государство перешло на другую модель, которая мне не кажется более эффективной и полезной для большинства населения.

— Я сама, будучи вашим замом, делала расчеты долгосрочные, актуарные. Получается, мы слишком оптимистичные предположения закладывали в модели?

— Нет, с этим как раз таки все было относительно нормально. Но любые реформы эффективны и достигают поставленных целей лишь тогда, когда они находятся в динамике, в постоянном развитии. Я думаю, мы допустили непоследовательность, сделав основную работу и не подкрепив ее дальнейшими шагами. То есть были персонифицированы пенсионные взносы, открыты индивидуальные пенсионные счета, созданы частные накопительные пенсионные фонды и система регулирования их деятельности. Эта часть работы была выполнена, на мой взгляд, безупречно, а вторая — вопросы инвестирования пенсионных накоплений и, следовательно, развития рынка ценных бумаг — была, по сути, провалена. Плюс к этому система регулирования и контроля за деятельностью пенсионных фондов начала существенно отставать. И в результате, как говорится, имеем то, что имеем.

— Почему, как вы думаете, это случилось? Ведь рынок ценных бумаг до сих пор плохо развит.

— Это сильно сказано — «не развит», по-моему, он вообще умер, особенно после того, как все деньги были централизованы в Едином накопительном пенсионном фонде. И я считаю, что правительству совместно с Нацбанком нужно бы остановиться, подумать, проанализировать ошибки, которые были допущены, и, может быть, восстановить прежнюю модель, наполнив ее новым содержанием.

— Возглавьте новую рабочую группу.

— Только если вы сядете опять за расчеты.

— На самом деле это проблема всей страны.

— Это проблема и власти, и населения, и будущего нашей страны. Люди получили первую порцию разочарования в 2009 году, когда была проведена одномоментная девальвация без какой-либо индексации пенсионных накоплений, потом это повторилось — в феврале 2014-го и в 2015-м.

— Но это вы как финансист рассуждаете.

— С точки зрения каждого отдельного вкладчика, обесценивание вкладов — его личная проблема, а с точки зрения восстановления доверия к пенсионной системе и социальной стабильности в обществе — это большая государственная задача. И, конечно, стратегический вопрос — это эффективное инвестирование активов через рынок ценных бумаг, финансирование инфраструктурных проектов, поиск других новых инструментов. Убежден, что частные фонды при должном контроле с этой задачей справятся все-таки лучше, чем государство.

— Но когда разговариваешь с банкирами и с теми, кто работает на бирже, то все говорят, что наши предприятия работают непрозрачно. И поэтому они не хотят выходить на рынок ценных бумаг. Что тоже справедливо. Это связано с высокой долей теневой экономики. По данным нашей статистики, 28 процентов — доля теневой экономики. Это высокий показатель.

— Это чрезвычайно высокий уровень, в разы превышающий показатели ОЭСР.

— И доля самозанятых у нас тоже выше, чем в странах ОЭСР. Зная, какой вы последовательный человек, я думаю, что можно к этим вопросам вернуться. Потому что много сделано и делается на уровне министерств, специалистов. Но вот именно координация их работы оставляет желать лучшего.

— Но сегодня уже, наверное, и понимание проблемы другое. Мы были первопроходцами, ориентировались в основном на чилийский опыт и объективно не могли учесть всех нюансов. Но по большому счету, я все-таки уверен, что, создав ЕНПФ, финансовые власти совершили ошибку и ее надо исправлять.

— Ошибку в чем?

— В ликвидации частной пенсионной системы.

— Я думаю, практически все так считают.

— Самое интересное, здесь не нужны большие усилия, мы просто в какой-то момент упустили процессы регулирования и контроля за деятельностью пенсионных фондов. Если помните, на первом этапе у них были достаточно высокие нормативы отчислений на собственное развитие. По моим оценкам, уже в 2005 году надо было остановиться и как-то переформатировать эти потоки, что сразу бы увеличило инвестиционный доход вкладчиков. Но это сделано не было. В то же время нерациональное использование средств самими фондами, их инвестиционные ошибки, а где-то и прямые злоупотребления стали формальным поводом для ликвидации частной пенсионной системы. Но ведь можно было пойти и другим путем — жестко зарегулировать работу частных фондов, сократить их количество, наладить эффективный контроль и мониторинг, обеспечить прозрачность информации об их деятельности, наконец — дать возможность самим вкладчикам участвовать в инвестиционном процессе. Но этого тоже сделано не было. Я не хотел бы говорить о своем видении дальнейших шагов, однако уверен, что рано или поздно пенсионная система потребует дальнейшей коррекции.

— Но пенсионная система не может сама по себе развиваться. Это должно делаться одновременно с рынком ценных бумаг, с сокращением теневой экономики. Это тоже нужно довести до конца.

— А это уже из разряда базовых проблем государственного управления — шараханье из стороны в сторону, постоянная смена приоритетов, обилие программ и размывание ответственности. Еще раз акцентирую внимание на этом. Нужны системные экономические меры, долгосрочные приоритеты и последовательные решения. То же самое декларирование доходов и расходов, сколько раз уже переносим. Необходимы изменения в закон об акционерных обществах, направленные на прозрачность их работы — давайте будем их вносить! Обеспечьте эффективность администрирования и стабильность налогового законодательства, наконец, и бизнес будет развиваться без всякой административной поддержки.

Побольше работы «в поле»
— На ваш взгляд, какой самый тяжелый период в работе был в это десятилетие: с 1990-го по 2000 год?

— Я ушел из правительства в 2004 году, но самыми сложными были, конечно, 1994–1995 годы. Тогда проблема была не только в недостатке доходов, расходы тоже нужно было корректировать, отделять первоочередные от не очень приоритетных, какие-то вообще исключать из бюджета. Причем делать это быстро и жестко, резать по живому.

Это был самый тяжелый период, потому что начался массовый развал хозяйственных связей, произошел распад большой страны. По инерции мы еще как-то 1993‑й — половину 1994 года прожили. А потом демократически избранный, но, к сожалению, не очень профессиональный Верховный совет начал принимать все больше и больше законов, направленных на увеличение государственных расходов и расширение льгот. Помните, законы об Арале, о Семипалатинском полигоне, о стимулировании животноводов, об учителях и врачах, которые трудились в сельской местности. Кстати, часть из них так и осталась нереализованной.

Мне как министру финансов приходилось часами отстаивать каждую цифру бюджета на трибуне парламента, доказывая, казалось бы, элементарную истину, что жить нужно по средствам. Намерения-то у депутатов были благие, но все это нужно было делать постепенно, исходя из реальных возможностей государства и тех доходов, которые имелись. В то же время депутаты вплоть до 1995 года не хотели принимать непопулярные, но такие нужные законы о занятости, о земле, о банкротстве. Государство было уже суверенным, со своими собственными проблемами, со своей доходной базой и социальными приоритетами, а мышление еще оставалось совковым. В результате экономика шла вразнос, а парламентарии этого не понимали. Доходы падали, предприятия стояли, люди месяцами не получали заработную плату, пенсионеры — пенсии. Страна была на грани экономического коллапса. Не только мы, руководители, но и рядовые работники министерств работали по 24 часа в сутки 7 дней в неделю, но КПД от этой работы был близок к нулю. И здесь, конечно, надо отдать должное президенту, который после роспуска Верховного совета в марте 1995 года взял инициативу на себя и подписал около сотни указов, имеющих силу закона, после чего, собственно, и начался реальный процесс реформирования экономики.

— Возвращаясь к реформам, откуда мы знали, что нужно делать при рыночной экономике, у нас же не было ни консультантов, ни специальных знаний?

— Да, в советских вузах рыночной экономике не учили. Но мне повезло, в начале 1990‑х я окончил Академию общественных наук, где уже веяли ветры перемен, а лекции читали признанные авторитеты — академики Шаталов, Абалкин, Аганбегян… Много сам читал, прежде всего специальной литературы, в том числе и зарубежных теоретиков рынка. Ну и, конечно, помогал личный опыт — работа на заводе, в областной администрации, постоянные встречи с людьми, поездки по регионам. Каждый из нас пришел во власть своим путем, мы были молоды и амбициозны, а объединяло общее стремление вывести страну из экономического тупика, сделать ее процветающим и стабильным государством.

— Я считаю, что сегодня молодежь у нас очень грамотная. И программа «Болашак», которая началась в те годы, огромную пользу принесла. И мне кажется, они готовы привносить свои предложения.

— Сегодняшняя молодежь, безусловно, умнее, грамотнее и образованнее, чем наше поколение. В этом логика жизни, потому что они отвечают за будущее страны. Но хотелось бы напомнить молодым, что хорошее образование и престижный диплом — это обязательное, однако далеко не достаточное условие, чтобы войти в управленческую элиту страны. Нужен хотя бы минимальный опыт работы, что называется, в «поле» — на производстве, в бизнесе, в регионе. Нужна постоянная работа над собой, трезвый расчет на собственные силы и полная самоотдача, если ты решил стать государственным управленцем. По-моему, сегодняшние реформы государственной службы как раз и нацелены на решение этих задач.

И еще хотелось бы пожелать молодым побольше патриотизма. Нам, конечно, было сложно, но и сейчас непросто. Тогда были одни проблемы, сегодня другие и даже масштабнее, чем в наше время.

— Сегодня вы возглавляете крупнейший банк страны, которому доверяют миллионы казахстанцев. Хочется пожелать стабильности и всему банковскому сектору.

— Спасибо!