Тем не менее, всё это имеет рациональное зерно, которое легко найти, проанализировав беспристрастные цифры.
Технологии человечества основаны на сжигании углеродных топлив, и так было всегда. Поэтому объёмы выбросов углекислого газа в первую очередь показывают состояние экономики, и лишь во вторую очередь её эффективность. Например, в депрессию с 1929 по 1933 год мировые выбросы углекислого газа сокращались в среднем на 3,2% в год. Напротив, послевоенное восстановление 1945—1950 годов сопровождалось ростом выбросов в среднем на 7,2% в год. В счастливые 60-е годы выбросы росли в среднем на 4,4% в год. Коллапс советской экономики 90-х годов отразился снижением темпов роста мировых выбросов углекислоты до 1,5% в год. Сейчас же темпы роста выбросов углекислого газа составляют всего 1,1% в год. Они минимальны за весь период XX—XXI веков, если исключить депрессию.
Это значит, что в реальном выражении мировая экономика не растёт, что бы ни говорила официальная статистика, основанная на оценках валового продукта в денежном выражении и всяческих гедонистических поправках.
Возобновить экономический рост можно только путём внедрения новых производственных технологий. В результате должны снизиться удельные издержки, потери при производстве. Снижение углеродных выбросов — это в первую очередь, снижение технологических потерь, более эффективное использование вырабатываемой энергии, использование и глубокая переработка побочных продуктов. Вообще, технический прогресс не стоит на месте. Например, выбросы в коксохимии снизились с 20 кг на 1 тонну произведённого угольного кокса в 1985 году до 3—5 кг в 2020 году. В 40-е годы XX века на 1 тонну чугуна расходовалось 930 кг угольного кокса, сейчас этот расход в России снизился более, чем в 2 раза — до 440 кг. Вместе с этим, более эффективные технологические процессы используют ещё меньше угольного кокса — в Германии расход достигает 330 кг на 1 тонну чугуна. 01 сентября текущего года в Швеции завершилась первая серия экспериментов по получению стали без использования углерода.
Отличительными особенностями прогрессивных технологий являются высокая потребность в основных средствах и снижение расходов на исходные материалы. Расходы теплоэлектростанций в среднем составляют 88% их выручки, в то время как у Росэнергоатома эта величина 59%. «Зелёная» энергетика в России чуть менее эффективна атомной: этот показатель в ней составляет в среднем 66%. В то же время, оборудование Росэнергоатома стóит в 4 раза больше его ежегодной выручки, у угольных электростанций стоимость оборудования превосходит годовую выручку всего в 1,4 раза.
Таким образом, для внедрения прогрессивных технологий требуется изыскать долгосрочные финансовые ресурсы — капитал. Другими словами, остро стоит вопрос о том, кто заплатит за технологическую революцию. Поэтому борьба за устойчивое развитие сопровождается борьбой за «зелёные» финансы. Перед финансовой системой ставится задача мобилизовать и предоставить производственному сектору долгосрочные финансовые ресурсы. При этом до сих пор базельское регулирование было напротив, ориентировано на сокращение сроков кредитования. Пока основная миссия финансовой системы формулируется Базельским комитетом в обзоре «Зелёный лебедь» максимально выхолощено пятью буквами C: «Внести вклад в координацию усилий, чтобы победить изменения климата» (to Contribute to Coordination to Combat Climate Change).
Да, банки не являются лидерами зелёной экономики. Но это не должно вводить в заблуждение. Принципы ответственного инвестирования ООН, основанные на разработках общественной организации CERES (Coalition for Environmentally Responsible EconomieS, названа в честь древнеримской покровительницы плодородия Цереры), подразумевают ответственность инвесторов за изменение климата. Статья 173-VI закона Французской республики от 17.08.2015 «О стимулах экологичной энергетики» устанавливает необходимость регуляторного контроля за углеродным следом инвесторов. От регуляторного контроля до перераспределения расстояние полшага.
В России вопрос финансирования стоит ещё острее. Анализ финансовой отчётности российских предприятий реального сектора показывает текущую нехватку «длинных» денег в размере 32 трлн рублей (9% баланса этих предприятий). Модернизация промышленности потребует значительного дополнительного привлечения «длинных» денег. В условиях имеющихся регуляторных ограничений лишь 5 банков страны способны без нарушения нормативов и кредитных политик профинансировать долгосрочный проект модернизации производственных мощностей стоимостью 10 млрд рублей. Однако и они вряд ли способны профинансировать любой проект, поскольку их лимиты кредитования заполнены текущими кредитными сделками.
Переход к прогрессивным технологиям производства — вопрос выживания страны в XXI веке.
